Это был еще класс седьмой, и мне нравилась одна девчонка, Инна. Я и спросил потому, как думал — а вдруг ответит, что на ней. Но с Инной ничего не получилось — в середине восьмого класса ее перевели из нашей школы. С прочими девчонками в школе у меня дальше пары прогулок при луне не зашло, посему покинул ее необремененным вероятными подругами. Потом была учеба в техникуме, пара романов, закончившихся ссорами, потом служба в армии, работа. Я познакомился с одной женщиной, замужней. Мы встречались года три, но потом она вместо того,чтобы расстаться с мужем, как собиралась вначале, рассталась со мной.

Лет в двадцать пять уже мама начала на меня давить, что пора уже семьей обзаводиться, внуков рожать. Начала каких-то девиц приводить для знакомства, как бы сослуживиц с работы, вместе премию или праздник какой отметить. В конце концов я поддался и близко сошелся с одной очень интеллигентной женщиной, симпатичной. Потому, собственно, и женился — почему бы и не обзавестись красивой женой, с которой и в постели все хорошо было, и в общении? Но в семейной жизни она оказалась просто страхом Божьим: «таких слов употреблять нельзя, между обедом и ужином перехватывать нельзя, за три часа до сна есть нельзя, ты плохо причесан, ты неприлично одет, ты слишком вольно ведешь себя с людьми…» и так далее. Через три месяца мы разругались так, что даже развестись больше года не могли — заявление на развод вместе подавать нужно, а мы вида друг друга не переносили. Но потом она нашла себе какого-то воспитанного интеллигента, и мы развелись.

К тридцати я начал вспоминать бабкины слова и даже сделал себе небольшую татуировку, имя свое выколол в ателье. В тот же день познакомился по дороге домой с молодой девицей. Мы быстро сошлись. Красивая, непьющая, некурящая. Я чуть не через неделю собрался в загс идти, но, к счастью, мне подарили бутылку коньяка, и она вдруг сломалась, согласилась «чуток тяпнуть» — и ушла в запой. В общем, еле спровадил.

Пять лет назад, когда мне уже стукнуло тридцать три и я стал считать себя закоренелым холостяком, у нас на работе ребята собирали колесо. Его стали накачивать — и тут вылетело стопорное кольцо и задело меня по кисти левой руки. Две костяшки, идущие к мизинцу и к безымянному пальцу раздробило буквально в куски. Меня положили в больницу, причем надолго — семь операций хирурги сделали, прежде чем кости восстановили. В один из дней к нам на отделение привезли девушку с переломом ноги. Поскольку я был ходячим и скучающим, то, пока она ждала врачей, я сидел с ней рядом, как мог успокаивал, болтал. Потом ее тоже на две недели оставили на отделении. Мы каждый день по полдня вместе проводили. Ее звали Леной, она работала бухгалтером в одной мебельной мастерской, она была младше меня на шесть лет, довольно упитанная, но очень хорошая, отзывчивая, с мягким характером.

В общем, из больницы я вышел с пятью шрамами на левой руке и молодой женой. Живем пятый год душа в душу. То ли бабка накаркала, то ли будущее увидела, но как сказала, так и получилось.

Явление продолжалось минут десять — потом крест начал смещаться, вместе с ним ушел и спокойный «колодец». На поселок снова обрушилась гроза, которая стихла только к концу дня. Не знаю, было ли это природным явлением или нет, но крест производил впечатление вполне материального объекта. Это вполне мог быть неопознанный летающий объект.

«Мой дядя приезжал к нам в гости (это Башкирия, поселок Красный Ключ), привозил много гостинцев. И мы, дети, любили дядю Кондрата за его доброту, любили послушать его рассказы, особенно об его похождении с лешаком. Обычно он начинал так:

—?Было мне в ту пору лет 16, закончилось крепостное право, но от нашей барыни никто не уходил, она была добрая и справедливая. Каждый жил своим домом и своим хозяйством. Раз пошел я в лес за лыками на лапти. Иду, мурлычу себе песенку, и вдруг что-то насторожило меня. Оглянулся — передо мной стоит большущий человек, заросший шерстью. Сам я крупный, а он громадного роста, схватил меня за руки, как маленького ребенка, и потащил. Я его кусать, царапать начал, кричу, а он хохочет и щекочет меня как зверюшку диковинную. День, другой таскал он меня. Я плакал, но он крепко держал. Вот раз я от него вырвался и забрался на дерево. Он полез за мной. Но сучья под ним ломались и он падал. Просидел я на дереве ночь и день. Мой мучитель вроде исчез куда-то. Решил я потихонечку слезть и идти в ту сторону, где с дерева видел деревню. Только я спустился, а леший тут как тут. Я побежал, а леший за мной. Вот река. Я бросился в воду и поплыл на тот берег. Вижу, леший отстал, не полез в воду.

Когда добрался до деревни — измученный, голодный, сел у крайнего дома и заплакал. Подошли люди, смотрят, спрашивают, откуда я. Стал рассказывать свои похождения с лешаком. Оказывается, моя деревня Казино от этой, куда я пришел, в 60 верстах ходу.

Накормили меня, запрягли лошадь и отправили до следующей деревни. Так от деревни до деревни добрался я до своего дома. Выскочили все домочадцы, семья у нас большущая была, рассказываю всем. Донеслась эта весть до барыни. Барыня пригласила меня к себе: «Ну, Кондратий, рассказывай, как ты с лешаком подружился». «Да не Кондратий я, барыня, — отвечаю, — а Кондрашка». — «А для меня — Кондратий», — сказала барыня.

Ну, я все рассказал о своем похождении с лешаком за 8 суток. Она подарила мне рубаху и штаны и поставила меня на работу — относить пищу лешенятам, которые жили на реке Усе в каменистом берегу. Выливал я ведро похлебки в корыто и уходил. Со стороны наблюдал, как лешенята набрасывались на пищу и была с ними сама лешая.

Умер дядя Кондрат в возрасте 87 лет в 1936 году. Нет причины сомневаться в правдивости его рассказа. Хотя лешаков в наших краях сейчас не водится, но вот о снежных людях поговаривают. Уж не потомки ли это тех леших, которых подкармливал мой дядя Кондрат?»

Не правда ли, впечатляют эти воспоминания из 19?го века?

Проснулся я от неожиданного холода. У меня даже дыхание перехватило — к счастью, как оказалось. Поскольку, пока я сообразил бы, что нахожусь в воде, уже и утонуть бы успел. Я открыл глаза, пытаясь понять, где верх, где низ и где вообще я нахожусь — и вдруг прямо перед собой, на расстоянии вытянутой руки, увидел женское лицо. На вид женщине было лет тридцать. Миловидная, но с заметным морщинками как на лбу, так и у уголков рта. Волосы длинные, обнаженные плечи и грудь. Дальше разглядеть не получилось — вода мутная, да и я вдобавок ухнулся под воду без маски. Однако тут я почувствовал, что воздуху уже не хватает, рванулся вверх, к свету.

Когда вынырнул на поверхность, то понял, что меня унесло далеко от пристани, метров на триста, не меньше. Слева, метрах в двухстах, находились камыши уже противоположного берега. Справа, примерно в ста метрах — причал местной деревеньки. Там какая-то странная община живет, вроде сектантов. Огородились заборами, никого к себе не пускают. Однако поблизости никого не было. Я подумал о том, что, наверное, попытался повернуться во сне, потому и свалился с матраца, а потом вспомнил про женщину — она до сих пор не вынырнула. Я набрал побольше воздуха, нырнул вниз, сколько смог, но ничего и никого не разглядел. После примерно десятка нырков я понял, что никого уже не найду — слишком устал, воздуха хватало от силы секунд на десять, глубоко не опустишься. Пришлось забираться обратно на матрац, плыть к берегу.

Про то, что я увидел в воде, на берегу я говорить не рискнул. Поинтересовался аккуратно, не пропадал ли кто? Думал — вдруг женщина какая утонула, и я ее увидел. Но все жители дома отдыха оказались на месте, тревоги никто не поднимал ни у нас, ни в близком пионерлагере. Еще я попытался узнать, что за сектанты живут в деревне. Подумал — чем черт не шутит, вдруг они каким-нибудь водяным поклоняются? Но про деревенских толком никто ничего не знал. Говорили только, что они местные, которые не стали уходить после освобождения Карелии от оккупации. Ну, а у самих сектантов про возможных обитателей озера я расспрашивать не рискнул.

Мы, разумеется, не врачи, но у него не прощупывался пульс, не было никаких признаков дыхания. Я даже зеркальце с машины снял, поднес ко рту — и оно не запотело. Что делать мы не знали, решили везти его в город. Положить его в багажник нам показалось как-то нехорошо, поэтому мы посадили его на заднее сиденье. Я еще всю дорогу думал, что буду говорить про Валеру гаишникам, если нас тормознут.

Въезжали мы в город через Бугры. Как назло, гаишник нас и вправду остановил на посту. Я резко нажал на тормоз — Валера свалился на пол и вдруг явственно и громко произнес: «Не дрова везешь!» Я от неожиданности даже про милиционера забыл — выскочил из машины, кинулся его поднимать. Ребята тоже помогли. Валера только крутил головой и спрашивал, где мы и как сюда попали.

Про случившееся мы предпочли Валере не рассказывать, но в этом году на дне рождения проболтались, поэтому я решил написать и в газету. А про то состояние, пока он был мертвым, Валера ничего не помнит. Говорит — чернота и все.

Времени было больше двух часов ночи, темнота полная, фонари горели только на улице Кузнецовской — я вошла в парк с этой стороны. По мере того как я отходила от улицы, становилось все темнее и темнее. Оставшись одна, я поняла, что рискую очень сильно. Того, что меня кто-то ограбит или убьет, опасаться смысла не имело — такого тут на моей памяти не случалось, а вот то, что кто-то изнасилует, было вполне реально. В темноте кричи не кричи — никого не дозовешься, милиция в парке не дежурит. Ладно еще, если на какую-нибудь компанию молодых ребят наскочишь, а то ведь попадутся бомжи, что по теплой погоде на скамейках или в павильоне каком ночуют — потом полжизни от всякой грязи лечиться придется. Поэтому по дорожкам я не пошла — забралась за кустарник, что вдоль аллей растет, и за ним стала потихоньку передвигаться. Остановлюсь в тени, внимательно осмотрюсь, прислушаюсь, потом быстро перебегу до другого темного места и опять подожду, осмотрюсь — и снова перебегу.

Перед аллеей Героев — это центральная аллея парка — я просидела, наверное, не меньше получаса, поскольку там и вправду оказалась компания каких-то пьяных ребят. Но вскоре они ушли, а я стала пробираться дальше. Времени было уже часа три, если не больше, мне было очень страшно, и я проклинала себя за то, что ввязалась во всю эту историю — и с картами, и с переходом через парк.

За центральной аллей в парке Победы находится обширный пруд, а за ним еще несколько. Чуть в стороне от пруда стоит кафе, рядом растет кустарник. Именно там я и остановилась, высматривая себе дорогу дальше. Пруды разделялись узкими насыпями с мостиками, и получалось, что пробраться незаметно там невозможно — насыпи просматривались со всех сторон. И тут я вдруг заметила, что над дальним прудом — над тем, на котором находится лодочная станция, — скапливается туман. Причем туман этот имеет желтый цвет и слегка светится. Я затаилась, а туман начал расползаться в стороны, причем удерживался он только над водой, потом стал подниматься примерно до высоты второго этажа. Он светился так, словно снизу, из-под воды, на него кто-то направил противотуманные фары. Внутри туманного облака перемещались непонятные темные объекты, иногда натыкаясь на края облака, и из-за этого края качались, выгибались наружу, к берегу, но тут же отдергивались назад, а само облако при этом начинало подрагивать, словно состояло из желе. Все это продолжалось минут десять-двадцать, я на часы не смотрела. Потом над облаком образовалось что-то вроде вихревой воронки, вытянулся длинный рукав и наклонился в сторону улицы Ленсовета. Судя по изгибу дуги, этот вихрь мог упираться куда-то в район Чесменской церкви или кладбища рядом с ним, но я могу и ошибаться — дело в том, что на Ленсовета горел свет, и в его отблесках дуга терялась, словно растворялась. Я думаю, что на самом деле она продолжалась, но ее бледный свет терялся в ярком электрическом. Потом эта дуга словно оборвалась — исчезла так быстро, что я не успела заметить, как это случилось, а облако начало раскачиваться вверх-вниз, внезапно стало бледно-бледно-сиреневым, начало медленно оседать и расползаться в стороны, на берега. Когда до кустарника, где я пряталась, облаку осталось метров пять, я чуть не закричала и хотела уже убегать, но тут оно остановилось и замерло, не меняя формы. К этому моменту его высота была примерно по пояс. Больше оно никак не шевелилось.

Вскоре начало светать.

Облако никуда не исчезло, но чем светлее становилось, тем хуже различался его край, пока оно не стало совершенно невидимым. Когда стало слышно, что заездили машины и начали ходить люди, я выбралась из кустов и убежала назад, к Кузнецовской улице.

"Копал колодец я по выходным дням, не торопясь. Примерно на один метр в глубину за субботу и воскресенье. В субботу обычно подкатывал и ставил новое кольцо поверх уже ушедших в землю, потом спускался вниз, копал яму в глубину. В воскресенье обкапывал края ямы, убирая грунт из-под нижнего кольца, и вся стопка поставленных поверх друг друга колец под собственным весом опускалась вниз. Если кто тоже захочет копать колодец самостоятельно, хочу предупредить: сперва выкапывать, а потом опускать вниз кольца нельзя. Если глубина ямы больше двух метров — есть риск того, что стенки осыплются и вас замурует заживо. Делать следует наоборот: опускаете кольца, из-под них вынимаете землю, они оседают вниз, одновременно избавляя вас от необходимости искать по окончании копки подъемный кран, чтобы опустить тяжелые бетонные изделия на большую глубину

Странности начались с шестого кольца. Или — с шестиметровой глубины. Закопавшись на такую глубину, я неожиданно начал слышать голоса. Речь была грубоватой, отрывистой, напоминая немецкий язык. Голоса звучали разные — мужские, женские, детские, причем не постоянно, а как это обычно бывает в любом доме: иногда все заняты и царит тишина, а то вдруг возникает спор и слышатся отдельные фразы, иногда одна за другой, иногда перебивая, накладываясь одна на другую.

"Чего я только не передумал по этому поводу — трудно перечислить. Сперва, естественно, решил, что жена с кем-то снаружи разговаривает. Потом начал на собственный рассудок грешить. Однако вскоре выяснилось, что мне не мерещится. Во-первых, голоса я слышал только внизу, и нигде более

Потом были и другие мысли — вроде того, что внизу находится какой-нибудь тайный бункер, секретная шахта. Однако ни о чем похожем ни в поселке, ни вокруг никто никогда не слыхивал. Всякие идеи типа того, что внизу лежат телефонные кабеля и разговоры отражаются в моих мозгах, тоже пришлось откинуть — кто же станет провода на шесть метров закапывать?

Самой правдоподобной показалась мысль о том, что я наткнулся на жилище каких-нибудь гномов или еще каких подземных существ. Или, точнее, прокопался где-то совсем рядом. То есть наверху в подобное верилось с трудом — но когда сидишь глубоко под землей, а кто-то болтает у тебя над самым ухом — все воспринимается несколько иначе. Я даже сделал неделю перерыва в рытье, ожидая — не случится ли чего нехорошего. Однако на участке и вокруг все оставалось спокойно, и через две недели я начал рыть землю дальше, каждую минуту ожидая каких-нибудь неожиданностей. Но ничего не происходило — если не считать оживленных комментариев на незнакомом языке чуть не над самой головой. Тем не менее я упрямо зарылся еще на метр, обкромсал стенки, дав кольцам возможность опуститься, а в воскресенье вечером уехал в город.

Когда я приехал на дачу спустя шесть дней — в колодце уже плескалась вода. Никаких голосов из колодца больше не доносилось, вода в нем оказалась самая обыкновенная — я ее на всякий случай сдал в СЭС на анализ.

Про эту историю я рассказывал нескольким знакомым, но ни с кем из них ничего подобного не случалось и они не слышали ни о чем похожем.

—?Кто там?

—?Открой, милая, — послышался старушечий голос, — озябла я крепко, вон ведь что творится-то на дворе.

Я открыла дверь — не могла ж я отправить бабулю восвояси! В домик вошла низенькая, но удивительно осанистая и грациозная старушка. Огляделась, примостилась у печечки, протянула к ней крючковатые загорелые руки.

—?Хорошее имя у тебя, милая, — сказала она вдруг, хотя я еще не успела и представиться. — А меня зови просто бабушкой — имя мое длинное, да и ни к чему тебе запоминать.

Я заварила крепкого чаю с разными душистыми травками, снабдила гостью сухими шерстяными носками да теплой кофтой, сели мы чаевничать. А бабушка пьет, да сквозь чайный пар на меня так изучающе поглядывает. Наконец отставила пустую чашку и говорит:

—?А что это ты, Надюшенька, такая красивая, молодая, здоровенькая — и без дитятки? И вроде муж любимый, ласковый. Да и ручки твои уж материнских забот просят.

—?Да как-то, бабушка, не получается у нас, — призналась я, подумав про себя: «А бабуля-то — ведунья, оказывается!». — И по врачам оба ходили, и всякие новые методики испробовали, а все напрасно.

—?А ты, милая, послушай, что я скажу, и запомни хорошенько. Дождись ясного полнолуния и в ночь пойди к лесному роднику. Разденься донага, обмойся вся водой, что мать-земля дарит, затем поклонись ей на четыре стороны, протяни руки к Луне-сестрице и скажи: «Милая матушка, у тебя тысячи детушек-звездочек, а у меня, ладушки, ни одной. Не оставь меня сиротинкой, загляни в окошко, скинь звездочку».

Я, конечно, бабушку от души поблагодарила, устроила ее спать на раскладушке. А когда утром проснулась — гостьи как не бывало. Ни чашек пустых на столе, ни раскладушки — никаких следов ее пребывания в моем доме, и одежда теплая, которую я ей давала, оказалась в комоде. Как будто мне все приснилось!

Но все ж таки я исполнила все, что мне странная гостья присоветовала. И родник в лесу недалеко от нашего участка отыскался, и в ближайшее полнолуние ночь выдалась ясная… В общем, теперь, спустя два года, в кроватке посапывает наш первенец, а мы с мужем ожидаем второго малыша.

Вот какая случилась со мной история. Прошлой зимой поселилась на нашей лестничной площадке, в квартире напротив, женщина — такая же пенсионерка, как я. Первые месяца три жила она как-то нелюдимо, с соседями не знакомилась, даже здоровалась-то при встрече через раз. А тут вдруг пришла ко мне знакомиться — как полагается, с угощениями. И вроде бы хороший с виду человек, любезный и доброжелательный, и на слово не груба, и пахнет от нее приятно, и улыбка приветливая… Только любимые мои глоксинии все до единой враз поникли — граммофончики свои сомкнули, опустили до земли, точно морозом на них дохнуло. Уже к ночи они мало-помалу подняли головки. Я такого ни разу за ними не замечала и никак не могла понять причину такого поведения цветов. На следующий день Ольга (так звали соседку) навестила меня вновь — пришла спрашивать рецепт теста для пирогов. И опять мои глоксинии опустились. Тут уж я уразумела, что это странное явление неким образом связано с визитом соседки. Подумала: может, духи у нее какие-то особенные? И опять спустя час после ее ухода цветки расправились. Между тем, соседушка стала навещать меня почти ежедневно, и повод каждый раз оказывался весомым и значительным — то надо срочно позвонить, а у нее телефон сломался, то телевизор плохо показывает, а сериал любимый посмотреть очень хочется, то спину натереть мазью попросит.

По весне я стала часто выезжать на дачу, причем с ночевкой. И однажды мою квартиру обчистили. Милиция за три дня выловила негодяев, и выяснилось, что навела их на мое жилище соседка Ольга, она же сообщила ворам и о моем отъезде. И ходила она ко мне, чтобы ценные вещи заприметить. Вот о чем так настойчиво предупреждали меня цветы.

В то время мы с Серегой были студентами и подрабатывали ночными дежурными в городском морге — жмуриков сторожили.

Поначалу-то было не очень приятно всю ночь проводить среди мертвецов, но потом, ничего, пообвыкли. Конечно, произошло это не само по себе, а только благодаря спиртному. Пьяному, как говорится, и море по колено. Особенно здорово это получалось у Сереги: поддав, он пускался с мертвецами в длинные философские беседы, а иногда даже рассказывал им анекдоты. Не от белой горячки, конечно, а оттого, что я после первого стакана часто отключался, и Серега оставался один на один с десятками трупов.

Но в ночь, когда эта история приключилась, лично я был трезв как стеклышко, — на следующий день предстояло сдавать зачет и следовало капитально к нему подготовиться. А Серега не стал пить из солидарности со мной. Чтобы не мешать мне готовиться к зачету, он решил пройтись по моргу — осмотреть, как мы говорили, новое пополнение.

Его долго не было слышно, и я на какое-то время даже забыл о существовании своего приятеля. Но вдруг в тишине, которая в морге была поистине мертвой, раздался такой душераздирающий крик, что я чуть не свалился со стула. Кричал Серега. Бросив на пол учебник, я побежал в глубь морга.

То, что я увидел, потрясло меня до глубины души. Серега, уткнувшись лицом в ноги какой-то мертвой девушки, рыдал, как маленький ребенок. Поначалу я ничего не понял, но когда посмотрел на лицо трупа, то мне стало жарко, несмотря на низкую температуру в морге.

На столе лежала Татьяна — девушка, в которую Серега был давно и безответно влюблен, которую боготворил и которая в упор не замечала его ухаживаний, предпочитая, словно нарочно, ему его институтских приятелей. Да, было от чего разрыдаться.

Честно говоря, я не знал в тот момент, как поступить: или оттащить своего друга от мертвого тела, или оставить их еще на некоторое время вместе. В конце концов, решил все-таки увести Серегу. Он этому попытался воспротивиться и схватился, что называется, мертвой хваткой за руку Татьяны. И тут произошло чудо — не чудо, но еще раз я бы его пережить не захотел — Татьяна застонала! Представляете, труп ожил! Серега, одурев от счастья, бросился целовать свою возлюбленную, а я побежал в дежурку за врачом.

Как выяснилось, Татьяна, не перенеся измены своего очередного ухажера, наглоталась сверх всякой меры снотворного. Вызванный к телу врач, не обнаружив у девушки пульса, не долго думая, констатировал смерть, и лишь наше с Серегой присутствие в морге спасло Татьяну от смерти. А как же иначе? Сами подумайте: если бы Серега не касался Татьяны, она, быть может, и не очнулась и ее, в конце концов, так бы и похоронили.

В заключение хочу сказать, что все завершилось как надо, и я был у них на свадьбе свидетелем. Свадьбу, правда, играли не в морге.

Действительно, хотя камень в перстне и был обыкновенным кусочком цветного стекла, зато само кольцо было отлито из золота самой высшей пробы. Таких сейчас уже не делают.

Юлия весь день проходила с перстнем на руке, и он ей так понравился, что она даже на ночь решила его не снимать. И напрасно! Всю девушку мучили кошмары: какая-то незнакомая женщина со страшным синим лицом то умоляла, то требовала, чтобы Юлия сняла с пальца перстень и больше никогда его не надевала. В противном случае она обещала скорую и неминуемую смерть.

Утром Юлия проснулась с сильной головной болью. Рассказала мужу о ночных видениях, но тот только посмеялся и посоветовал меньше читать на ночь различных газетных страшилок.

Весь день Юлия провела в заботах по дому и вновь о ночном кошмаре вспомнила только к вечеру, почувствовав в правой руке ноющую боль. Посмотрела на нее и обомлела: палец, на который был надет перстень, посинел, а сама кисть распухла до неузнаваемости. От испуга девушка, вероятно, потеряла сознание, потому что очнулась уже лежащей на полу.

Пока была без сознания, ее опять посетило видение женщины, которая снилась ей всю прошлую ночь. Видение вновь потребовало снять с пальца перстень и больше его никогда не надевать. Очнувшись, Юлия потянулась к перстню и снова чуть не потеряла сознание. На этот раз от удивления: синева с пальца исчезла, да и сама кисть уже не была распухшей, как несколько минут назад. Быстро сняв с пальца злополучный перстень, Юлия набрала по телефону номер своей мамы и, предупредив ее, что сейчас приедет к ней, бросилась вон из квартиры.

То, что рассказала дочери при встрече мама, прояснило наконец историю таинственного перстня. Оказалось, перстень ей продала ее подруга, предупредив, правда, при этом, что раньше он принадлежал ее покойной снохе. Сноха никогда не расставалась с перстнем, но однажды, будучи в гостях, сняла его на некоторое время с пальца, да так и забыла надеть вновь. Вернувшись из гостей домой, она долго искала перстень по всем шкатулкам, а ночью… внезапно умерла.

…Выслушав из уст мамы эту невероятную и трагичную историю, Юлия вернула ей перстень и попросила передать его прежним хозяевам.

А на следующий день, зайдя за покупками в магазин, она заметила на подоконнике у окна забытый или оброненный кем-то серебряный крестик с цепочкой. Машинально потянулась за ним — не пропадать же добру, — но вдруг отдернула руку и прошла мимо. От греха подальше!

Я, знаете ли, заядлый любитель ходить в лес по ягоды. Вот и в этом году, несмотря на засуху, умудрился ведро земляники набрать. Жена из него наварила варенья, закрыла в банки и убрала до поры, чтобы было чем зимой лечиться. И надо же такому случиться, что одна из банок вскоре взорвалась. Видно, плохо ее Мария простерилизовала.

Выбрасывать варенье было жалко, и решил я из него приготовить брагу, а затем в самогонку перегнать. Взял кастрюлю, добавил в нее всего того, что в таких случаях полагается, и поставил под раковиной в ванной комнате — доходить до кондиции.

И вот однажды ночью слышу сквозь сон — будто бы жена моя кричит. Поднимаю голову от подушки — точно, кричит. Из ванной комнаты. Как угорелый, ничего не понимая, несусь ей на помощь и — о боже! — что же я вижу?! Лежит моя Анна без сознания на банном коврике, а по ней ползают сотни тараканов!!! И еще столько же, если не больше, облепили стенки кастрюли с брагой.

Что я пережил в те минуты — словами не передать. Наверное, чисто автоматически схватил душевой шланг, открыл воду на полную мощность и стал смывать с тела жены этих отвратительных отродий. И уж затем побежал звонить в «скорую».

Потом уже, в больнице, когда Анну из реанимационного отделения перевели в общую палату, мне ее врач сказал, что тараканы, видимо, обожравшись браги и вроде как бы захмелев, набросились на вошедшую в ванную комнату Анну и стали ее кусать, в результате чего у нее произошла аллергическая реакция — тело жены стало быстро распухать. И, если бы «скорая» не приехала вовремя, она бы задохнулась! Вот ведь как бывает.

Сколько я потом дихлофоса извел, чтобы перетравить дома всю эту нечисть, — уму непостижимо. А тут как раз по радио сказали, что бороться с тараканами — мартышкин труд. Решил на всякий случай проверить. Поймал на работе таракана, побрызгал на него дихлофосом и… этот гад через десять минут ожил и убежал! Сосед по лестничной площадке сейчас предлагает мне на время своего кота — мол, лопает тараканов за милую душу. И смех, как говорится, и грех. Но, наверное, придется брать.

А жена моя все еще никак не может прийти в себя от той страшной ночи и шарахается в сторону даже от мух, которые проснулись, как только у нас в доме включили отопление…